Как вовлекать мужчин, совершавших насилие, в процесс терапии

продолжение материалов из книги Алана Дженкинса «Приглашение к ответственности»
Начало было здесь и здесь
перевод Дарьи Кутузовой

Если человек, совершавший насилие, приходит на терапию, он приносит свои истории и причинные объяснения, вполне вписывающиеся в рамки разделяемых им ограничивающих убеждений. Скорее всего, он хочет прекратить насилие. Но также, скорее всего, он уже отлично умеет избегать ответственности и приписывать ее различным внешним источникам, на которые он не в силах повлиять. Он может явно или скрыто приглашать других людей принять на себя ответственность за совершаемое им насилие. Явно – это когда он открыто просит жену и других людей принять его точку зрения, приписать ответственность внешним источникам, а само насилие игнорировать, оправдывать, преуменьшать, терпеть и прощать.

Скрытые приглашения принять ответственность – это пассивная позиция, отказ от действия. Окружающие люди, даже сами того не желая, заполняют образовавшийся «вакуум ответственности». Они выражают беспокойство, начинают советовать, вызывать на конфронтацию, ставить границы насильственному поведению, как-то его предотвращать, устранять из жизни человека, совершающего насилие, источники стресса, успокаивать человека и замалчивать насилие.

И прямые, и косвенные «приглашения» ведут к поддержанию существующих в контексте взаимодействия ограничений принятия ответственности человеком. Человек привыкает полагаться на других, у него может быть собрана большая команда, пытающаяся преодолеть совершаемое им насилие (родственники, друзья, терапевты и пр.) Чем больше ответственности на себя пытаются взять другие люди, тем меньше ее на себя берет сам человек.

В консультативном и терапевтическом контексте человек, совершавший насилие, неизбежно обращается к терапевту с такими же «приглашениями»: чтобы тот приписал ответственность за насилие внешним факторам, а на себя взял больше ответственности за прекращение повторного насилия. Эти приглашения могут быть сформулированы особенно четко, если человек оказывается в кабинете психолога или психотерапевта не по своей воле, а, например, по решению суда или администрации, или по просьбе родственников. То, что инициатива в данном случае исходит не от самого человека, вполне вписывается в паттерн «отдавания ответственности». Человек приходит на терапию как «безответственный» и так на ней себя и ведет, что обращает к терапевту почти «неотразимое» приглашение взять больше ответственности на себя.

Терапевт может «повестись» и поддаться этому искушению, например, таким образом:
— если начнет вступать в конфронтацию с человеком, «в лоб» оспаривая предлагаемые им объяснения;
— если начнет давать советы прекратить насилие и вести себя более ответственно;
— если начнет «вещать», что насилие – это плохо, и объяснять, почему;
— если будет пытаться «пробиться сквозь психологическую защиту клиента (отрицание)»;
— если начнет критиковать и ругать клиента за его поведение;
— если будет выражать возмущение и негодование по отношению к поступкам клиента.

Подобная коммуникация, в свою очередь, «приглашает» клиента отстаивать свою точку зрения, он формулирует убедительные доводы, убеждает, в первую очередь, самого себя, и еще крепче держится избранной позиции. Получается ситуация, когда терапевт все больше усилий вкладывает в преодоление «сопротивления» клиента, а «сопротивление» от этого почему-то только усиливается.

Чтобы избежать подобных ловушек, я стал разрабатывать способы предложить клиенту принять ответственность за свои поступки, а также
— определить и прояснить собственные цели в отношениях с близкими;
— рассмотреть совершенное насилие и определить собственное отношение к нему;
— пересмотреть проблему ответственности за насилие;
— бросить вызов убеждениям, мешающим принимать ответственность за свои поступки.

Также я побуждаю клиентов рассмотреть привычный для них способ взаимодействия с окружающими и обнаружить свою способность обращаться с людьми уважительно, без насилия.

Ключевое место в этой модели занимает процесс вовлечения, осуществляемый на всех стадиях терапии. В этом процессе терапевт стремится действовать в соответствии с тремя принципами, перечисленными ниже:

— отказываться принимать открытые приглашения клиента приписать ответственность за насилие внешним, неподконтрольным факторам, отказываться принимать скрытые приглашения взять на себя ответственность за клиента и разобраться с совершаемым им насилием за него;

— приглашать человека бросить вызов убеждениям, мешающим ему принимать ответственность за свои поступки;

— признавать и подчеркивать значимость реальных свидетельств того, что человек принимает ответственность за свои поступки.

Когда человек принимает ответственность за свои поступки, он осознает, что способен измениться. Таким образом упрощается взаимодействие с немотивированными клиентами и проблемы «сопротивления» сводятся к минимуму. Процесс вовлечения построен на допущении, что только человек, совершающий насилие, способен насилие прекратить. Формулировки вопросов, применяемых при вовлечении, разработаны с опорой на идеи Майкла Уайта.

Вовлечение состоит из девяти стадий:
1. пригласить человека рассмотреть совершенное насилие;
2. пригласить человека сформулировать свою позицию по отношению к взаимодействию, свободному от насилия;
3. пригласить человека рассмотреть «свернувшие в сторону» попытки внести позитивный вклад в отношения с близкими;
4. пригласить человека рассмотреть временнЫе тренды в отношениях;
5. пригласить человека экстернализовать ограничивающие убеждения;
6. «неотразимо» пригласить человека бросить вызов ограничивающим убеждениям;
7. пригласить человека рассмотреть его готовность действовать по-новому;
8. помочь в планировании поступков нового типа;
9. помочь в обнаружении поступков нового типа.

Опыт показывает, что эта модель помогает людям, совершавшим насилие, пересмотреть свое поведение и убеждения, в результате чего они становятся способными находить новые, более внимательные и уважительные способы строить отношения с близкими. В результате отношение к ним близких тоже становится более искренне-уважительным и партнерским. В частности, клиент может сам формулировать, почему ему важно быть ответственным, и воплощать это в жизнь. А основной задачей терапевта тогда становится – давать обратную связь и побуждать осмысливать поступки и переживания.

1. Пригласить человека рассмотреть совершаемое насилие

Я считаю полезным в начале терапевтического взаимодействия пригласить человека рассмотреть совершаемое им насилие. Это помогает бросить вызов замалчиванию и дает терапевту возможность отказаться от приглашений игнорировать, умалять и преуменьшать проблему насилия. Терапевт, таким образом, не принимает сторону человека в его тенденции избегать разговоров о насилии или отказываться рассматривать последствия совершённого. С самого начала беседы можно указать, что работа с проблемой насилия – это приоритет в данном терапевтическом взаимодействии; сначала надо разобраться с ней, а потом переходить к другим проблемам и сложностям во взаимоотношениях. (Если родственники человека не чувствуют себя в безопасности из-за угрозы насилия, едва ли они честно расскажут о проблемах во взаимоотношениях.)

В ответ на вопрос терапевта «что привело вас сюда сегодня», мужчина может отказаться признавать наличие насилия. Он может переложить ответственность за свое присутствие на сессии на других людей. «Мне велели – я и пришел». «Это моя жена решила, что мне надо придти». «Я не знаю, вы мне скажите».

Или же мужчина может предложить терапевту обратить внимание на другие проблемы, помимо насилия. Например, на «необъяснимое» или «беспардонное» поведение жены. «Пятнадцать лет вместе – и тут она от меня уходит! Как она могла!» «Это у нее проблема, это ее надо лечить», или на стремление вернуть жену в «лоно семьи»: «У нас проблемы общения» «Мы часто ссоримся».

Подобные утверждения часто сопровождаются тенденцией преуменьшать природу и значимость насилия: «Не в насилии дело, это она на меня «давит» все время». «Я не совершаю насилия – я никогда не причинял ей реального вреда». «Я ее только легонько толкнул».

Или человек обвиняет различные внешние факторы: «Она сама меня спровоцировала». «Она не знает, где нужно остановиться». «Если бы она не была такой ______, мне бы не приходилось ее бить».

Многие мужчины отказываются признавать вероятность повторного насилия, несмотря на отсутствие реальных планов по его предотвращению. «Я поклялся себе, что это больше не повторится».

Мужчина может признать наличие насилия, но пригласить терапевта взять за это ответственность за счет обвинения разных «неподконтрольных» черт характера или личности: «Я унаследовал отцовский вспыльчивый характер», «У меня сорвало крышу», — иногда человек рассказывает об этом с огромной жалостью к себе, умоляя помочь ему, например, советом.

Некоторые мужчины предлагают терапевту отправиться вместе на поиски ускользающей от пристального взгляда причины их насильственных действий: «Если бы я только понял, почему я ее бью…»

Принимать подобные приглашения бесполезно. В таких случаях я, как правило, вежливо, но настойчиво перебиваю клиента и прошу, чтобы он «помог мне понять», какие именно события привели к тому, что он пришел на эту консультацию. Подробное прояснение событий, особенно – если недавно имели место эпизоды насилия. Пошагово, кто что сделал, когда, где, каким образом на разных точках отрезка времени. В особенности меня интересуют смыслы, которые человек приписывает каждому из этих событий: «Что вы подумали, когда Джилл сказала…?», и то, какие смыслы, по его мнению, его жена приписывала этим событиям, его представления о ее переживаниях: «Как вам кажется, что подумала Джилл, когда вы сказали…?»

Если после эпизодов насилия жена от него ушла или поставила ему ультиматум, мне интересно, что это знать для него и как это на него повлияло, и то, как он понимает, что подобный шаг жены значил для нее самой. Я отклоняю приглашения поучаствовать в обсуждении вопроса об оправданности насилия.

Терапевт может пригласить мужчину поучаствовать в беседе и рассмотреть насилие следующим образом:
— не критиковать объяснения, предлагаемые мужчиной;
— извиняться за то, что перебивает говорящего, и за необходимость задавать столько вопросов;
— объяснять, что терапевт очень мало знает о конкретной ситуации, и ему надо знать больше, прежде чем он/а сможет понять, как тут лучше всего можно помочь, или прежде чем он/а сможет дать какой-то комментарий;
— просить разрешения задавать дополнительные вопросы о событиях.

Терапевт может обсудить с клиентом сам процесс беседы, спросив: «Вы выдержите, если я спрошу вас…?» Подобная формулировка вопроса предлагает человеку принять на себя некоторую долю ответственности за содержание обсуждаемого, а также предлагает ему бросить вызов самому себе: «а не слабо ли тебе поговорить на вот такую скользкую тему, как насилие?»

С самого начала терапевт должен внимательно следить за любыми проявлениями принятия ответственности (за насилие и участие в терапии) самим клиентом, какими бы незначительными или тривиальными эти проявления ни казались. Терапевт должен выделять и подчеркивать эти свидетельства того, что человек принимает на себя ответственность. К примеру, если человек соглашается поговорить о насилии, терапевт может привлечь его внимание к смыслу и значимости того процесса, в который человек вовлекается: «Вы уверены в том, что выдержите разговор о насилии, которое вы совершали? Это непросто. Требуется много мужества, чтобы открыто признать, что вы действительно причинили боль кому-то, кого вы любите. Как разговор о совершенном вами насилии влияет на вас?»

Можно предложить человеку сравнить его согласие поговорить о насилии на терапевтической сессии с его поведением в других ситуациях или с поведением других людей и приписать смысл новым событиям: «Это для вас первый раз, когда вы честно и открыто говорите с другим человеком о насилии, которое вы совершали, и о том, какие чувства оно у вас вызывает на самом деле? Что это может сказать мне о вас, о ваших сильных сторонах, о вашей решимости, о вашем мужестве – то, что вы пришли сегодня и рассказываете мне о насилии, которое совершали?
Многие мужчины очень сожалеют о том, что причинили боль любимым, и хотят прекратить насилие, но большинству оказывается слишком сложно внимательно взглянуть на то, что они сделали, признать это, чтобы что-то изменить. А уж о том, чтобы пойти к психологу, не идет и речи. Многие мужчины на консультациях «ходят вокруг да около» и никак не могут набраться смелости и упомянуть насилие. Многие не в силах вынести те чувства, которые у них возникают, когда они внимательно рассматривают совершённое насилие, поэтому они «убегают» от него. Вы сегодня пришли сюда и говорите и насилии. В свете сказанного, что это говорит о вас?»

Мужчина может ответить, что пришел совершенно не по своей инициативе. На что терапевт может ему сказать:
«Да ну? Очень много мужчин сюда и палкой не загонишь. Они находят способ не придти сюда, как бы им ни угрожали. А уж не просто придти, а еще и говорить о насилии? Мне рассказывали о мужчинах, часами сидевших в машине, припаркованной напротив нашего здания – они никак не могли набраться смелости, чтобы войти в здание. Вам наверняка потребовалось много мужества, чтобы войти сегодня в эту дверь. Как вам это удалось?»

продолжение следует