Работа с подростками, совершившими сексуальное насилие

Работа с подростками, совершившими сексуальное насилие:
создание новой территории идентичности

Джон Р. Стиллман

Джон работает терапевтом и преподавателем
в терапевтическом центре Кенвуд,
2809 Wayzata Avenue South, Minneapolis, MN 55405.
С ним можно связаться по электронной почте:
jrs@visi.com

Оригинал статьи опубликован в The International Journal of Narrative Therapy and Community Work, 2006, #1, pp. 32-38

Перевод Александры Бочавер под редакцией Дарьи Кутузовой

Введение

Сексуально окрашенные прикосновения подростков к детям помладше – серьезная проблема. Недавние исследования показали, что каждая четвертая девочка и каждый восьмой мальчик хотя бы раз в жизни подвергались сексуальным домогательствам и сексуально окрашенным прикосновениям (Berliner & Elliot, 2002). Из всех случаев сексуальных надругательств над детьми сорок процентов совершаются более старшими детьми и подростками (Chaffin, Letourneau & Silovsky, 2002). Подобная статистика ужасает, и, по крайней мере в США, отношение к подросткам, совершающим такого рода действия, все больше уподобляется отношению к взрослым людям, совершающим преступления сексуального характера. В особенности, если речь идет о позиции юристов. На детей и подростков навешивается ярлык «преступников», их приговаривают к  соответствующим формам наказания, и со временем они могут сами начать считать и называть себя «насильниками»; это становится неотъемлемой частью их идентичности.

В своей практике я часто наблюдал ситуации, когда на подростков навешивались ярлыки «извращенцев» или «насильников». Эти подростки теряли доступ к другим областям своей жизни, которые могли бы стать опорой для принятия ответственности за собственное поведение и помочь избежать повторения подобных поступков. Эти подростки часто слышат истории о том, что дурного совершили другие; с ними обращаются в первую очередь как с «насильниками»; это стирает индивидуальность, мешает занять и освоить другую территорию идентичности, не связанную с осуществлением насилия.

Read Full Post »

Определения и структура нарратива

материал подготовлен и предоставлен Ф.И.Барским

Д.Полкингхорн (Polkinghorne, 1988) выделяет два основных варианта понимания нарратива в социальных науках: нарратив в широком смысле – любое письменное или устное повествование, и нарратив в узком смысле – схема организации опыта (например, Labov & Waletzky, 1967), включающая в себя определенные составляющие. Чаще всего слово «нарратив» употребляется просто как синоним слова «история» или «рассказ».

Read Full Post »

Что такое «нарративный подход в терапии и работе с сообществами»?

статья Дарьи Кутузовой

Нарративный (от лат. narrare – повествовать, рассказывать) подход – одно из самых молодых, бурно развивающихся направлений в сфере терапии и работы с сообществами. При переводе на русский язык мы сохраняем термин «нарративный» (а не «повествовательный», например), чтобы отличить этот подход от других направлений, ориентированных на работу с историями (М.Эриксон, Н.Пезешкиан, сказкотерапия и пр.), — а также для того, чтобы представителям международного нарративного сообщества было проще узнавать друг друга.

Нарративный подход возник на рубеже 70-80 годов прошлого века в ходе сотрудничества австралийца Майкла Уайта и новозеландца Дэвида Эпстона.

Read Full Post »

Осмысление историй о болезни: теория, практика, телесность и жизнь

Осмысление историй о болезни: теория, практика, телесность и жизнь

Кэйтэ Вайнгартен

Эта статья Кэйтэ Вайнгартен опубликована в сборнике Working with the stories of women’s lives (Dulwich Centre Publications 2001). Оригинал статьи находится здесь: http://dulwichcentre.com.au/kaethearticle.html
Перевод Дарьи Кутузовой

Kaethe Weingarten

Я дала себе слово разобраться в историях о болезнях, инвалидности, медицинских расстройствах, хронических нарушениях, умирании и смерти. Открываться этим моментам жизни не всегда просто. Но так как нам с дочерью суждено жить в ненадежных телах, подобное знание и осознавание необходимо.

Я много лет пыталась сформулировать свою собственную историю о болезни, выбирая слушателей так же тщательно, как камни, чтобы поставить ногу – при переходе быстрого ручья. Потом, когда я помогала дочери сформулировать ее историю о болезни, я обратила внимание на то, как ревностно я стараюсь гарантировать, чтобы ее слушали уважительно. Я как будто бы переходила поток перед ней, проверяя надежность каждого камня, прежде чем моя дочь опускала на него ногу. Эта ревностная забота помогла мне понять не только общий опыт тех, кто растит больного ребенка, но и то, что между историей о болезни моей дочери и историей о моей болезни есть большая разница.

Несмотря на то, что я читала истории о болезнях много лет подряд, слышала их у себя в кабинете, в детской больнице и в центре социального обеспечения детей, я начала искать какие-то схемы для классификации этих историй только тогда, когда мой ребенок стал подвергаться дискриминации из-за истории о ее болезни. Мне нужно было понять, как иметь дело с этим моим и ее страданием, с тем, что в силу различия диагнозов у нас был совершенно разный опыт.

Read Full Post »