Ответы на вопросы об опыте работы с женщинами, подвергавшимися в детстве сексуальному насилию
Сью Манн
статья, опубликованная в сборнике «Trauma: Narrative responses to traumatic experiences» (2006), ed. by D.Denborough, Dulwich Centre Publications, Adelaide, Australia
перевод Александры Бочавер под редакцией Дарьи Кутузовой
Введение
Когда я впервые услышала от женщины, с которой мы работали в связи с последствиями пережитого ею в детстве сексуального насилия, вопрос «как вы можете заниматься этой работой», он застал меня врасплох. Вопрос как будто подразумевал, что слушать о пережитом сексуальном насилии должно быть «тяжело» и угнетающе для меня, или это должно меня «подавлять» или «расстраивать». У меня было ощущение, что подразумевается, будто в моем переживании наших сессий нет места ни для чего, помимо «трудности» и «тяжести». С тех пор и другие женщины задавали мне этот вопрос. Иногда они дают мне понять, что осознают, что я от многих людей слышу рассказы о подобном. Им любопытно, что это значит для меня – целый день слушать истории женщин о пережитом насилии и его влиянии на их жизнь.
Поначалу я удивилась, когда поняла, что женщины, с которыми я встречаюсь, считают, что мои главные переживания от работы включают ощущение трудности, подавленность и/или «расстроенные чувства».
Это понимание поставило передо мной еще больше вопросов. Мне стало любопытно, думают ли женщины, что я почему-то должна ожесточиться, или стать необыкновенно умной, или оставаться профессионально беспристрастной, чтобы слушание этих историй не влияло на меня негативно? Мне было интересно, считают ли они, что находить способы не подвергаться влиянию рассказов о пережитом насилии – это часть этой работы? Эти размышления побудили меня внимательно рассмотреть сложности, возникающие при ответе на вопрос «Как вы можете заниматься этой работой?» В этой статье исследуются некоторые из этих сложностей.
Мне бы хотелось рассмотреть два вопроса:
Во-первых, как я могу отвечать женщинам, когда они задают вопрос «Как вы можете заниматься этой работой?»
Во-вторых, каким образом мы (консультанты) исследуем смысл нашего переживания подобной работы?
(далее…)
Когда мы наблюдаем ситуацию насилия, это является для нас обыденным шоком. Обыденным – потому, что это имеет место постоянно, везде, в любом сообществе. Шоком – потому, что, какой бы ни была наша реакция, эта ситуации потрясает нас, воздействует на разум, тело и дух. Эта реакция парадоксальна: чем больше насилия и поругания мы видим, тем меньше мы откликаемся на это. В дополнение к страданию, которому профессионалы свидетельствуют в собственной повседневной жизни, им приходится также свидетельствовать страданию других людей в силу своих профессиональных обязанностей.
Непросто быть матерью ребенка, который «сбился с пути». Ты волнуешься за него, печалишься, чувствуешь собственную вину и все время спрашиваешь себя: «что я сделала не так?», тебе все время стыдно за тот ущерб, который твой ребенок причинил другим людям. В этой статье Викки Дуглас рассказывает историю своего сына, Криса: историю о горестях и утратах – но также и о том, на что жизнь и смерть Криса вдохновили ее. Викки рассказывает о материнской инициативе – защищать задержанных, подследственных и осужденных.
В данной статье автор предлагает схему проведения беседы (интервью) с людьми, пережившими травму, насилие или жестокость, а также документирования этой беседы. Эта схема составлена таким образом, чтобы интервью и его запись не становились для пострадавшего повторной травматизацией, но, напротив, привели бы к преодолению негативного воздействия травмы на жизнь человека. 
В обществе распространены представления о том, что психоэмоциональное страдание есть естественное следствие травматического опыта, и что страдание подобно веществу, находящемуся под давлением, как в паровом двигателе. Из этой метафоры следует идея о том, что для исцеления надо так или иначе «выпустить пары», «дать излиться чувствам» и пр. Этот подход побуждает людей к тому, чтобы в памяти возвращаться к травматическому эпизоду и заново переживать его. Потенциальная опасность такого подхода очевидна. Очень высока вероятность, что подобное «исцеление» будет вести к ретравматизации, переживанию беспомощности. Отказ подчиняться этим требованиям ведет к тому, что на людей вешают патологизирующие ярлыки «не готовых взглянуть в лицо реальности». Считается, что подобный «уход от реальности» мешает исцелению идти «естественным» путем и ведет к нарушениям личностного развития, порой – необратимым.
О нарративной практике, терапии и работе с сообществами - по-русски 